«Но вы опоздали! — сказал Бог. — Я уже всё раздал. Где же вы были?» — «Мы задержались, потому что у нас было застолье и мы пили виски (вино) за тебя». Так растроганный Бог и отдал им свои земли. Грузинам — теплые и солнечные, чтобы делать прекрасное вино, шотландцам — суровые холодные, чтобы делать идеальный виски, такой, как «Гленливет».
Правда, у шотландцев есть к этой легенде еще и небольшое добавление — якобы Бог, имея в виду англичан, сказал: «Но вы не радуйтесь слишком, вы же еще не знаете, какие у вас соседи». И тут действительно есть существенное отличие между этими народами.
Грузины вполне дружелюбно сосуществуют со своими соседями столетиями: спортивное подтрунивание над армянами, замечательно проиллюстрированное в фильме «Мимино», и деловые отношения с азербайджанцами. Вот еще одна иллюстрация схожести культурных кодов шотландцев и грузин. В пабе в долине Спейсайд и в трактире «У Мананы» в городе Батуми я слышал один и тот же тост: «Жили два друга. Вахтанг и Заза (Шон и Джон). Много радостей и невзгод испытали они вместе. Ссорились иногда, да. Но всё больше по пустякам или, наоборот, по фундаментальным философским вопросам об основах мироздания. Судьбы у них до поры до времени складывались одинаково. И росли в одном дворе. И в авиации вместе служили. И женились с разницей в две недели. Каждый вечер после работы на промышленном предприятии они имели обыкновение заходить в любимое кафе и выпивать там по стаканчику. И вот однажды Заза (Джон) умер. Не выдержало сердце перемен и волнений 90-х. А Вахтанг (Шон) по-прежнему приходил в это кафе после работы и привычно заказывал два стакана вина (виски). Себе и другу. Выпивал оба и неспешно шел домой. Прошло несколько лет. В один дождливый, самый что ни на есть будничный день Вахтанг заказал в кафе только один бокал вина (виски). Один. В вопросе каверзного сослуживца прозвучала злая ирония: „Что, Ваха (Шон), забыл о товарище?“ „Нет, что ты. Просто я не могу пить больше. Здоровье совсем испортилось. Это вино (виски) Зазы (Джона)“, — ответил Вахтанг (Шон) и выпил его».
И первым моим кандидатом стал бы
- Резо Габриадзе
Сказки, истории, наблюдения, полет мысли... Ему 81 год, и у него болят глаза. Он кокетничает с девушкой из нашей компании, сетуя, что сел стратегически неверно по отношению к ней: не видит ее красоту поврежденным глазом. Тут же он придумывает историю об отношениях Нельсона и Кутузова. Миф рождается прямо сейчас, за столом: «Эти полководцы-де очень дружили. Они оба были должны крупные суммы Гоголю и, когда обедали с ним, старались сесть к писателю так, чтобы не встречаться с ним взглядами, то есть стороной, где у них были пустые глазницы. А еще в обоих была влюблена леди Гамильтон. Только она не могла разобраться в себе — кого она любила больше: Кутузова или Нельсона? Ее сердце стучало одинаково сильно при виде обоих. Но оказалось, что усиленное сердцебиение у нее случалось от чрезмерного употребления кофе».
Нам принесли еще порцию пончиков. Я подлил виски. Резо по-прежнему прихлебывает цикорий и продолжает фантазировать о домике для кошек с кошками же — атлантами. И о Чингисхане, который не смог победить ласточек. О расстояниях: «Сейчас всё слишком близко. Можно заглянуть в глаза далекому человеку по скайпу. Во времена, скажем, Магеллана всё было иначе. Нужно было преодолевать тысячи километров, чтобы посмотреть на другого человека. И так во всём. Мы не ходим к соседке за солью или к соседу, чтобы он натянул нам велосипедную цепь. Сейчас никто не целуется для другого — сейчас целуются для себя». О споре с телевизором:
Я поругался с академиком Капицей, когда тот вещал с экрана. Капица был, видно, не в духе и зачем-то сказал, что когда-нибудь всё будет хорошо и человечество перейдет на углеводородное топливо.
А мне это не понравилось, и я с ним стал спорить. Нас и так семь миллиардов, а ведь мы оба помним времена, когда еще было два миллиарда. Люди съедают землю, пробивают в ней тоннели, сносят горы, вторгаются в ее недра. И неужели уважаемый академик хочет, чтобы люди превратили Эверест в трусы и шляпки?" О том, как он терпеть не мог Горького и придумывал за него цитаты в сочинениях по литературе: «Море волновалось симфонией».
о время нашей прошлой встречи Резо Габриадзе разделил людей на «пробочников» и «табуреточников». Цивилизация приведет к тому, что одни люди будут жить в автомобилях: работать там, рожать детей, воспитывать их. А вторые останутся на земле и будут таскать с собой табуретки, чтобы иногда присесть на них и передохнуть. В этот раз я подарил ему две табуретки. Одну — долгожительницу из казино с бархатным сиденьем и большой историей, другую — в стиле стимпанк, модную, на пружинистой ножке. Радости маэстро нет предела. Резо признается в любви к уходящим красивым словам, которые потихоньку исчезают: Тимбукту, Магриб, несессер, друиды. Я слушаю и обращаю внимание на лейбл на его свитере: Patagonia. «Возможно, это просто совпадение», — думаю я, а Резо тем временем формулирует смысл своего предназначения: «Вы сидите сейчас с человеком, который ел хлеб без пестицидов. Который ел яблоко, в котором жил червяк, там был его дом. Возможно, это и есть смысл моего существования, ведь я могу об этом рассказывать как свидетель».
Если вдруг вы еще не видели спектаклей Резо, то, оказавшись в Грузии, сходите сюда обязательно. Как же нужно иногда посмотреть на самую страшную битву в истории человечества с точки зрения муравья (спектакль «Сталинград»). Как же важно иногда пустить слезу в темном зале в честь любви двух прекрасных паровозов из кутаисского локомотивного депо (спектакль «Рамона»). Маленькие, но верные рецепты, как при жестокости и несправедливости жизни обнаружить в себе внутреннее тепло и любовь. Когда вас занесет в эти края, окажитесь в кафе театра. Здесь и вправду самые вкусные в мире пончики. Ладно Гомер Симпсон, ладно Карлсон — перед ними не устоят даже доктор Дюкан и начинающая манекенщица. Всё, абсолютно всё имеет смысл в этом театре и его архитектуре. И ангел, что дважды в сутки выходит звонить в колокол. И массивная мраморная табличка, на которой золотом увековечена какая-то фундаментальная истина на латыни. «Батоно Резо, я пока недостаточно хорошо знаю латынь. А что здесь написано?» — «Пусть ваши слезы будут только от лука».
Как гостей Шотландии пугают экзотическим блюдом хаггис — бараньими потрохами, сваренными в бараньем желудке и порубленные с луком, толокном, салом, приправами и солью, так в Грузии путешественника обязательно спросят, удивленно приподняв густую бровь: «Ты действительно хочешь попробовать хаш?»
В Грузии довольно быстро становишься смельчаком, и на ваше решительное «да» вас ведут в «хашную». Эти блюда, хаш и хаггис, при всей их разнице действительно похожи: очень мужские, древние, сытные, вкусные и... магические. Вы проходите мимо задумчивой коровы, что свободно гуляет по центральной улице городка. Всё внутри вас предвкушает встречу с необычным явлением. И все ожидания оправдываются, когда полчаса спустя вы, счастливый, откроете в себе дар тамады. Ни в одном итальянском ресторане вы не будете кряхтеть от удовольствия, как в Сандунах. Вам даже в голову не придет там потеть и кричать: «Какое чудесное фламбе!» или «Восхитительные, нежные тальятелле!». Хаш взрывается изнутри и моментально структурирует весь предстоящий день.
Все планы оказываются неважными. Вы наслаждаетесь жизнью здесь и сейчас.
Обычно его употребляют с чачей. Но я научил грузин закусывать им виски. Бутылочка «Гленливет», как старый друг, всегда со мной. Ему не нужно лишних слов о выдержке в хересных бочках, об уникальном процессе дистилляции в медных перегонных кубах или о чистейшей воде долины Спейсайд. Всё это он мог бы рассказать о себе большой компании туманным утром в пригороде Кутаиси. Но нет, он просто тактично и убедительно заявил о себе своим честным вкусом. А на Кавказе уважают честность. Последняя запись в моем блокноте в этот день: «11:00. Хаш — обжигающий, как любовь, прозрачный, как слеза, и мощный, как дружеское объятие. Перерождение из похмельной тени в парящего горного орла. Интересный факт! Оказывается, хаш, как и устрицы, можно употреблять только в месяцы, в названиях которых есть буква „р“. В период, который англосаксы называют oyster season. В мае, июне, июле и августе хаш в Грузии не найти».
В некоторых фешенебельных ресторанах Тбилиси на выходе в корзине лежат зубочистки и таблетки «Маалокс». Трогательная, предусмотрительная забота о клиенте. Но я считаю своим долгом дать несколько советов собирающимся познакомиться с явлением, которое называется «кавказское застолье».
Один из главных его законов: чтобы между блюдами невозможно было просунуть палец. Это, как мы знаем, чревато последствиями. Часто грузины прибегают к невинным на первый взгляд уловкам, чтобы задержать вас подольше и накормить до отвала. Несколько примеров. «Тебе что, не нравятся хачапури?» — «Конечно, нравятся, они великолепны, но...» — «Так ешь тогда! Их готовила Майя. С любовью. Она так ждала нас, так старалась». Или: «Всё, уважаемый Георгий, всё, я больше не могу есть!» — «Хорошо, не ешь. Ты просто попробуй, дорогой!»
Но самую главную опасность представляют собой бесконечные тосты и «повышение» —нет, не градуса — посуды.
Обычно это происходит в горных деревушках у друзей ваших друзей, куда вас с радостью пригласили и приняли как дорогого гостя. Сначала вы выпиваете вино из обычных стаканчиков. Потом переходите на кеци — небольшие глиняные сковородки. Вам говорят, что это традиция, а вы и рады. Потом наступает черед рога. Туда помещается от полулитра и больше вина. Когда у вас в руке окажется такой рог, пусть у вас в голове прозвучит сигнал: «Опасность! Опасность! Опасность!» Рог поставить на стол невозможно из-за отсутствия устойчивого основания. Более того, хозяин обязательно вас попросит перевернуть рог и продемонстрировать, что он пуст. Вы наивно думаете, что на этом застолье закончилось, что вы молодец: съели 33 хинкалины и выпили «стооолько вина». И вот тут появляется ружье. Это то, что в наших краях называется «на посошок». В дуло заряженного ружья наливают вино, говорят тост, выпивают. А потом стреляют в звездное небо, распугивая цикад. Я с ужасом наблюдал, как такое ружье приближается ко мне. Вот до меня осталось три человека. Тост, выстрел. Два человека. Тост, выстрел. И тут пришли на помощь спасительные слова: «Премия Дарвина!» Премия, на которую номинируют за самые нелепые смерти. Я рассказал об этом собравшимся, привел в пример несколько историй, все посмеялись. Меня поддержала жена хозяина, которая незаметно, под шумок, забрала ружье и унесла в дом, и всё как-то замялось и стушевалось. Будьте бдительны, друзья, и помните: «Премия Дарвина».
У Грузии как у туристического направления до сих пор нет какого-то законченного рекламного слогана. То есть он есть, но каждый год меняется. В этом контексте я вспоминаю забавную историю про Шотландию. Шотландское министерство туризма однажды задумало провести конкурс на лучший туристический слоган — победителю обещали заплатить 250 тысяч фунтов стерлингов. Победило в итоге агентство, придумавшее следующий слоган: Welcome to Scotland. И получило за это 250 тысяч фунтов стерлингов. К чему я это? А к тому, что ни Грузии, ни Шотландии в общем-то дополнительный пиар не нужен — и там, и там тебе в любом случае будут искренне рады и тебя будут любить как дорогого гостя.
Михаил Юрьевич Лермонтов мечтал о Шотландии. Байрон, мрачный романтик, был для него ролевой моделью. Говорят, что Лермонтов даже копировал хромоту лорда.
Русский поэт искал свои корни в далекой стране: «На запад, на запад помчался бы я. Где цветут моих предков поля, где в замке пустом, на туманных горах, их забвенный покоится прах... И арфы шотландской струну бы задел, и по сводам бы звук полетел...» И небезосновательно искал. Два года назад в шотландском городе Эрлстон открыли памятник Михаилу Юрьевичу на родовой территории клана Лермонтов. Там же помнят и любят его предка Томаса Лермонта по прозвищу Рифмоплет.
Однако для Лермонтова именно Кавказ стал его Шотландией, его чистейшим источником вдохновения.
Горные реки и поля. Хребты, перевалы и долины. «...Хороших ребят здесь много, особенно в Тифлисе есть люди очень порядочные; а что здесь истинное наслаждение, так это татарские бани! Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал, и везу с собою порядочную коллекцию; одним словом, я вояжировал. Как перевалился через хребет в Грузию, так бросил тележку и стал ездить верхом; лазил на снеговую гору (Крестовая) на самый верх, что не совсем легко; оттуда видна половина Грузии, как на блюдечке, и, право, я не берусь объяснить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух — бальзам; хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит — ничего не надо в эту минуту; так сидел бы да смотрел целую жизнь».
«Демон» и «Мцыри», «Герой нашего времени» и «Спор», «Дары Терека» и «Тамара», «Свиданье», «Спеша на север» — все эти шедевры Лермонтова посвящены Грузии, вдохновлены ею. Во время ссылки в эти края Лермонтов создал серию художественных работ, до наших дней дошли лишь шесть рисунков. Говорят, что в Шотландии в каждом городке есть паб, названный в честь Байрона. А в Грузии не мелочатся и утверждают, что в каждом городе есть улица, которая носит имя Михаила Лермонтова. Я проверил только в трех. Всё верно — есть. А неподалеку от местечка «там, где, сливаясь, шумят, обнявшись, будто две сестры, струи Арагвы и Куры», установлен памятник поэту. Последняя запись в моем блокноте в этот день: «23:30. Сейчас, во времена барбершопов, этот факт вряд ли кого-то удивит, но форма лермонтовских усов с завитками, а также усов Чавчавадзе по тогдашней моде имела свое название — „дамский каприз“».
Нико Пиросмани — главный художник Грузии. Веселый кахетинец, самоучка, настоящий романтик, певец духанов, праздников и быта обычных людей. Он рисовал свои картины на клеёнках со столов в кабачках, на картоне, на чем попало.
Постоянный сюжет его творчества — пиры и застолья, что представляло собой яркий контраст с полуголодным существованием самого художника, который до конца жизни большую часть времени провел нищим, ночуя в подвалах. Еще несколько лет назад в обиходе можно было встретить купюру в один лари с изображением косули на фоне пейзажа, нарисованной Пиросмани. Косуля с такими детскими, такими человеческими глазами, что позавидовал бы даже сам Дисней. Впрочем, местные старожилы утверждают, что и позавидовал-таки и, вдохновленный фирменным приемом грузинского художника, впоследствии построил на этом всю свою мультипликационную империю.
Теперь такую купюру почти не встретишь. Банк Грузии допечатывает купюры в пять лари, а вот «пиросманскую» производить уже невыгодно: себестоимость ее производства превышает ее же ценность.
Так что если в какой-то деревеньке бабушка на сдачу с чурчхелы даст вам такую замызганную бумажку, знайте: у вас в руках нумизматическая редкость.
Самое время вспомнить знаменитую легенду о миллионе алых роз, тем более что в этой экспедиции я узнал ее пикантное продолжение. Напомню кратко, как развивались события по версии писателя Паустовского, человека, первым и обратившего всеобщее внимание на этот красивый поступок, которому земляки при жизни Пиросмани не придавали особого значения.
Итак, 1905 год, на театральных подмостках Тифлиса блистает французская актриса Маргарита де Севр. Нико пытается завоевать ее сердце, но безуспешно. Нарисовал ее портрет — она осталась неприступна. Припал к земле, чтобы коснуться губами следов ее ног, — даже не удостоила взглядом. Но в один прекрасный день (а такие дни не бывают дождливыми) к отелю, где проживала Маргарита, подъехали несколько повозок, доверху груженных цветами. Кстати, отнюдь не роз. Про розы уже сочинил поэт Вознесенский, автор текста песни, которую впоследствии исполняла Алла Пугачева. Слово писателю Паустовскому: «Каких цветов тут только не было! Бессмысленно их перечислять! Поздняя иранская сирень. Там в каждой чашечке скрывалась маленькая, как песчинка, капля холодной влаги, пряной на вкус. Густая акация с отливающими серебром лепестками. Дикий боярышник — его запах был тем крепче, чем каменистее была почва, на которой он рос. Нежная синяя вероника, бегония и множество разноцветных анемонов. Изящная красавица-жимолость в розовом дыму, красные воронки ипомеи, лилии, мак, всегда вырастающий на скалах именно там, где упала хотя бы самая маленькая капля птичьей крови, настурция, пионы и розы, розы, розы всех размеров, всех запахов, всех цветов — от черной до белой и от золотой до бледно-розовой, как ранняя заря. И тысячи других цветов».
Я мчался на встречу с Нико Пиросмани в городок Сигнахи, что уютно расположился на горной макушке с видом на Алазанскую долину. Здесь есть музей, где целый зал отдан под работы великого грузинского примитивиста. Но я катастрофически опаздывал. До закрытия музея оставалось минут пятнадцать, а мне ехать еще как минимум полчаса. И тут я звоню своему другу-кахетинцу, который, в свою очередь, перезванивает своему родственнику, тот еще кому-то и еще, и в итоге меня ждут в музее смотритель Кора и охрана, любезно согласившиеся чуть задержаться ради гостя страны. И вот я влетаю в музей, вручаю в знак благодарности всем собравшимся бутылочку «Гленливет» (мы ее тут же откупориваем) и наконец остаюсь с работами Пиросмани один на один. По-моему, такое возможно только в Грузии. Эти детские глаза. Эти причудливые сказочные животные, которых породила фантазия художника. Эти пастухи. Они смотрят на тебя со всех сторон и как бы спрашивают: что у тебя на уме, странник? Исполнил ли ты свои детские мечты и обещания, которые когда-то давал себе? Счастлив ли ты теперь? И вот тут Кора рассказывает мне финал легенды о цветах и актрисе. Финал, которого я раньше не слышал, потому что о нем умалчивают и Паустовский, и «Википедия», и ради которого, как выяснилось, я сюда и спешил. Маргарита была, конечно, польщена щедрым красивым поступком, но всё, что она дала взамен, это короткий, беглый поцелуй. После чего и покинула Тифлис в компании богатого поклонника. Возмущению Пиросмани не было предела. В сердцах он пририсовал на своей же картине Маргарите второй подбородок. С тех пор мы ее знаем именно такой: красивой, воздушной, но всё-таки несколько обрюзгшей и запустившей себя. Мне понравилась эта история. Без нее Пиросмани получался каким-то приторным страдальцем, а теперь в его личности появилась страсть. А без страсти на Кавказе никак нельзя.
Еще одна схожесть Грузии и Шотландии — застолье. В этих странах не закусывают. Этому понятию там даже эквивалента нет. Застолье — это общение. Это угощения, вкусная еда. А напиток, будь то вино или виски, — связующая нить, чтобы направить общий разговор в нужное русло, придать ему форму и объем.
Вот как философ Мераб Мамардашвили описывает это священнодействие: «Грузинский Стол — это религиозное явление, и в нем есть то, из чего вырастают мистические чувства. За столом любое событие превращается в праздник, в пир, несет в себе радость». Юношей во время таких пирушек сажают поближе к тамаде.
Грузинский стол — это академия мудрости, здесь произносятся все базовые вещи для любого подростка.
Ни в какой школе или университете он не получит столько мудрости и четких ориентиров в вопросах чести и достоинства, как здесь. Истории и притчи, что, собственно, и представляют собой тосты, навсегда выстраивают его мировоззрение и создают персональный кодекс правил. Есть и экзамен, он называется волшебным словом «алаверды», когда нужно искренне и подробно поделиться всем, чему ты научился. Ты набираешь для смелости воздух в легкие и начинаешь: «Батоно...» «Батоно» переводится как «уважаемый». А Махо, Гео, Резо — это уменьшительно-ласкательные образования от имен Малхаз, Георгий, Реваз. И в этом обращении есть нечто трогательное: «уважаемый Саша», «уважаемый Алеша, Петя, Гоша». Ну или «уважаемый Аллан, Пол, Джордж», если бы вы оказались в компании шотландцев. Последние тоже знают толк в застольях — правда, имеют свои гастрономические нюансы. Путешественникам стоит помнить, что ключевые и главные блюда разбросаны в Шотландии по разным заведениям. Какое-то славится «океанским пирогом» с пикшей, лососем, мидиями и прослойкой из картофеля. Где-то великолепно готовят оленину. Ну и так далее.
Есть две страны, два прекрасных открытия в моей жизни — Шотландия и Грузия. Вернувшись из Грузии, я ощущаю себя неспокойно. Где-то там я оставил свое сердце.
Это не обычное приятное послевкусие после хороших каникул, когда ты с радостью вспоминаешь пляжи Сардинии, марсельскую похлебку или дивные закаты во Вьетнаме, нет. Здесь — что-то большее, здесь не просто тихая радость воспоминаний путешественника, а радость на грани со щемящей тоской. Столько эмоций, встреч, историй, ощущений... Половодье нежности стремительно проносится где-то в районе грудной клетки, внутри меня, теперь, когда я слышу слова «Грузия» или «Тбилиси». Кавказский пленник — это про меня. Так где же я оставил свое сердце? Кажется, что это произошло тем первым утром, когда, решив проверить толерантность местных копов, мы зашли в ближайший полицейский участок с просьбой вызвать нам такси. Полицейские участки в Грузии без стен. Вместо них — прозрачные стекла. Всё на виду. Символ «чистых рук». Насчет «холодного ума» не проверял, а вот с «горячим сердцем» мы столкнулись сразу же. Полицейский Гия, похожий на чуть располневшего Киану Ривза, с радостью вызвал нам машину. В ожидании мы разговорились. Гия признался, что никогда не был за границей, что ему очень хотелось бы дружить с иностранцами, спрашивал, как мы устроились, можно ли нам позвонить вечером, чтобы посидеть и пообщаться — ему так хочется узнать, как проходит жизнь в других странах. Попутно он угощал нас гроздьями винограда, росшего тут же, прямо возле участка. Но правда в том, что полицейский Гия через пять минут после знакомства признался, что от него ушла девушка и что он хочет посоветоваться с нами: как сделать так, чтобы прошла боль, потому что мы, иностранцы, может быть, больше знаем об этом? Или свое сердце я оставлял частичками, и одну из них забрал таксист Алик, бывший администратор «Грузия-фильм»?
По дороге на рынок он рассказал, что времена теперь не те. Актеры в кино сегодня играют не по Станиславскому, а в его времена артисты в кадре еще пили настоящую хванчкару. Еще один кусочек сердца остался на рынке среди пучков чурчхелы, лотков с пряностями и арбузами, где мы запеленговали мирно выпивающих старичков. На импровизированном столе был хлеб, помидоры и, конечно же, вино. Мы неосторожно пожелали им приятного аппетита и достали виски. И вот мы уже во главе стола. За нас произносят тосты. Нас чествуют, как когда-то Фиделя Кастро в Кремле. Я спрашиваю мужчин: «Кто же такие грузины? Какими вы себя представляете?»
Мы — ласточки, — слышу в ответ. — Мы — ласточки, свободные птицы, парящие в небесах, но всегда возвращающиеся в свои гнезда.
Завтрак на рынке плавно переходит в обед. Таксист Алик, который всё это время ждал нас, снимает коробку с шашечками с крыши автомобиля и говорит, что всё, на сегодня его работа закончена и приглашает нас в свой дом. Отказать невозможно.
А может быть, свое сердце я оставил там, в прохладе кахетинской горной речушки, где мы купались в ее брызгах и лучах солнца и уплетали овальный, похожий на гигантский регбийный мяч арбуз? Или в имеретинской деревне, в спальне крестьянина Лаши? Только утром мы обнаружили, что нас, почетных гостей, уложили в хозяйскую и единственную спальню в доме. Сами же хозяева до утра смотрели телевизор, боясь потревожить наш сон.
А еще один кусочек сердца точно был оставлен на горном перевале в ските отца Ираклия, который, угощая нас своим вином, рассказал столько удивительных историй, сколько не вместит ни одно издание «Тысячи и одной ночи». А еще кусочек — в сумеречном сейчас, дождливом Батуми, в действительно полной кефали шаланде, на которой мы с местными рыбаками поутру вышли в открытое море...
А потом наступает тот самый момент, когда ты остаешься в Грузии навсегда. Обычным тбилисским утром. На старинной плетеной веранде. Возле бронзового памятника дворнику, рядом с которым играют дети, мирно спят собаки и поливает брусчатку из шланга седобородый монах. И тебе хочется плакать оттого, что всё хорошо. Всё настолько прекрасно вокруг, что удержать слезы просто невозможно. Потому что ты в кои-то веки находишься в полной гармонии с миром. И принимаешь его таким, какой он есть, не критикуя его и ничего не прося. За всеми этими фразами стоят большие и маленькие истории, запахи, лица, голоса. Теперь они навсегда во мне. И когда-то, когда время будет бежать не так стремительно и сменит галоп на ходьбу, я обо всем этом подробно расскажу.
- Интересный факт! Оказывается, хаш, как и устрицы, можно употреблять только в месяцы, в названиях которых есть буква „р“.
